Неточные совпадения
Степан Аркадьич в школе учился хорошо, благодаря своим хорошим способностям, но был ленив и шалун и потому вышел из последних; но, несмотря на свою всегда разгульную жизнь, небольшие
чины и нестарые годы, он занимал почетное и с хорошим жалованьем место начальника в одном из
московских присутствий.
Вот то-то-с, моего вы глупого сужденья
Не жалуете никогда:
Ан вот беда.
На что вам лучшего пророка?
Твердила я: в любви не будет в этой прока
Ни во́ веки веков.
Как все
московские, ваш батюшка таков:
Желал бы зятя он с звездами, да с
чинами,
А при звездах не все богаты, между нами;
Ну разумеется, к тому б
И деньги, чтоб пожить, чтоб мог давать он ба́лы;
Вот, например, полковник Скалозуб:
И золотой мешок, и метит в генералы.
Расставшись с Мишанкой и послав Мисанке заочно благословение, Золотухина оставила княжеский дом и вновь появилась в Словущенском. Но уже не ездила кормиться по соседям, а солидно прожила лет шесть своим домком и при своем капитале. Умирая, она была утешена, что оба сына ее пристроены. Мишанка имел кафедру в
Московском университете, а Мисанка, в
чине губернского секретаря, пользовался благоволением начальства и репутацией примерного столоначальника.
Это был известный винодел Лев Голицын, когда-то блестяще окончивший
Московский университет, любимец профессора Никиты Крылова, известный краснобай, горячий спорщик, всегда громко хваставшийся тем, что он «не посрамлен никакими
чинами и орденами».
К десяти часам утра я был уже под сретенской каланчой, в кабинете пристава Ларепланда. Я с ним был хорошо знаком и не раз получал от него сведения для газет. У него была одна слабость. Бывший кантонист, десятки лет прослужил в
московской полиции, дошел из городовых до участкового, получил
чин коллежского асессора и был счастлив, когда его называли капитаном, хотя носил погоны гражданского ведомства.
Чтоб окончательно его успокоить, я отвел в доме квартиру для полицейского
чина, истребил все книги, вместо газет выписал „
Московские Ведомости“ и купил гитару.
При великом оскудении священного
чина, когда все мы душевным гладом были томимы,
московские и иных городов христиане великими трудами и премногим иждивением возрастили мало что не на двести лет увядший цвет благоучрежденной иерархии…
— Матушка! Да какие ж от наших
московских бывали к вам повеления?.. Какое властительство?.. Помилуйте! — оправдывался Василий Борисыч. — Вам только предлагают церковного ради мира и христианского общения принять архиепископа, а власти никакой над вами иметь не желают. То дело духовных
чинов. Примете архиепископа — его дело будет…
Придворные обычаи и порядки Царьграда перешли к Москве, сделавшейся Третьим Римом. Византийский черный двуглавый орел стал
московским гербом. Появились греческие придворные
чины: постельничьи, ясельничьи, окольничьи. Иоанна стали называть царем, били ему челом в землю. При дворе совершались великолепные и пышные церемонии.
— Его подкупил наемник
московский сопутствовать мне. Он дьяк веча, чтоб в случае надобности, приложить и его руку в доказательство новгородцам, что мы посланы от них. Происками своими он сумел достигнуть такого важного
чина. С виду-то он хоть и прост, неказист, но хитер, как сатана, а богат, как хан.
Это был подвижный человек, лет сорока семи, среднего роста, с добродушно-хитрым татарским выражением лица. Уроженец Казани, он учился в тамошней гимназии и начал службу в канцелярии графа Панина в первую турецкую войну, перешел потом к
московскому главнокомандующему князю Долгорукову-Крымскому, который назначил его правителем своей канцелярии и выхлопотал
чин премьер-майора.
— Его подкупил наместник
московский сопутствовать мне, он дьяк веча, чтоб в случае надобности, приложить и его руку в доказательство новгородцам, что мы посланы от них. Происками своими он сумел достигнуть такого важного
чина. С виду-то он хоть и прост, неказист, но хитер, как сатана, а богат, как хан.
Было, конечно, как это всегда бывает, захвачено ретивыми провинциальными полицейскими
чинами несколько «подозрительных девиц», одна даже была привезена в Петербург, но оказалась дочерью
московского купца, бежавшей из-под родительского крова с избранником своего сердца и частью мошны своего родителя, причем избранник воспользовался последнею, бросил предмет своей страсти на произвол судьбы в одном из губернских городов.
В
чине коронования от духовных лиц первенствовал новгородский митрополит Гавриил и
московский — Платон. Роль первенствующего не всегда принадлежала митрополиту Гавриилу; в этой роли он менялся в разное время церемонии с митрополитом Платоном.
Вместо того, чтобы сокрушаться духом и, смирясь, начать плакать о своих грехах у раки святого Иакова Боровского, Кирилл, стоя на самом краю разверзтой пропасти, решился вступить в отчаянную борьбу с осудившими его
московскими духовными властями и отбиться от «подневольного пострижения» в
чин ангельский.
Необычайная скорость синодальной расправы с отцом Кириллом, вероятно, должна быть объяснена тем, что в тогдашнее время вместе с делом часто препровождались и сами подсудимые, и подсудимые попы из
московских и петербургских помещений синода чрезвычайно часто бегивали (см. мое исследование о «Бродягах духовного
чина»).
К первому
чину, т. е. к еретикам, принадлежат те «иже божия веры отнюдь учуждавшиеся», как сказано в «Кормчей» книге русского старинного, еще дониконовского перевода [«Кормчая», старопечатное
московское издание в лист, изданная в Москве в 1653 году.
Но необычайная скорость, с которою в
московском синоде зарешили постричь в ангельский
чин бесчинствовавшего в миру Кирилла, отнюдь не заставляет опасаться, что дело его в этой инстанции не было хорошо соображено и обсуждено.